Завершился очередной учебный год, и выпускники школ выбирают вузы для дальнейшей учебы. Пользуясь госпрограммой «Болашак», многие казахстанские абитуриенты едут учиться в страны Запада. Однако западные университеты помимо знаний прививают им западные ценности и взгляды на мир. Став лоббистами западных интересов, многие казахстанцы, обучавшиеся в западных университетах, выступают против членства страны в ЕАЭС и ОДКБ. Насколько остро стоит такая проблема, и к чему она может привести без должного внимания, в интервью «Евразия.Эксперт» оценил директор Центра Ювенологических исследований, доктор педагогических и социологических наук Александр Тесленко.
– Александр Николаевич, какой политический курс – евразийский или западный, европейский, сегодня больше всего предпочитает казахстанская молодежь? Какие новые тенденции Вы наблюдаете в политических настроениях казахстанской молодежи?
– Еще на уровне своей докторской диссертации я задавался этим вопросом, куда движется молодежь Казахстана. В результате возникла модель культурной идентификации Казахстана, которая строится на системе координат. Вертикальная координата – это Восток-Запад, то есть евроцентризм и тюркоцентризм, а горизонтальная – это город-село.
В результате этой системы координат сформировались три модели социализации. Одна модель является традиционной социализацией. Это, как правило, сельская молодежь. Вверху противоположно ей находится модернизационная молодежь. Посередине – мобилизующаяся: это та сельская молодежь, которая мигрирует в город, в основном в столицу. Там она старается вписаться в какие-то продвинутые тренды, чтобы сделать карьеру, самореализоваться как личность.
Движение идет по этим направлениям, но при этом даже у модернизационной модели есть очень интересные тенденции. У меня сложилось впечатление, что молодые люди одной ногой стоят в Европе, которая для них означает демократию, либеральные ценности, права и свободы человека. А другой ногой они все равно стоят в Азии, на традиционных ценностях, все равно алгоритм их поведения остается азиатским. Поэтому достаточно сложно обобщать это.
Каждый выбирает свою стратегию поведения в этой ситуации. Но в плане политической социализации я сегодня наблюдаю некоторое смещение отношения к политике. Раньше, еще лет 5 назад, молодежь была достаточно аполитична. Ее совершенно не интересовало, что происходит в стране. Но события кровавого января в Алматы как-то изменили настроения. Молодежь стала задумываться о том, что происходит.
– На Ваш взгляд, доля критически мыслящих среди казахстанской молодежи расширяется или сокращается?
– Что касается массы критически мыслящих молодых людей, то она расширяется. Я знаю большое количество молодых людей, которые совершенно были далеки от политики, а сейчас, встречаясь с ними, мы обсуждаем политические вопросы.
– Многие казахстанцы, которые обучались на Западе, по возвращении в страну стали лоббистами его интересов. Прозападные силы в казахстанском руководстве выступают за присоединение страны к санкциям против России, раздувают антироссийский национализм. Многие отстаивают неолиберальные ценности, включая поддержку ЛГБТ и подчинение большинства интересам меньшинств. Что на них так сильно повлияло? Дело в западном образовании или есть другие факторы?
– Да, безусловно, на казахстанцев повлияло западное образование. Приезжают на Запад молодые ребята и их сразу берут в оборот. Накачивают идеями, формируют из них пятую колонну для продвижения интересов Запада, прежде всего США. Разгул русофобии и национализма, который мы сегодня наблюдаем в Казахстане, особенно в блогосфере, является тому свидетельством.
Достаточно сказать, что у нас и министр информации является человеком из этого круга. Поэтому, конечно, все это влияет. Число получивших западное образование – 12 тыс. человек, а это не вся казахстанская молодежь. Но эта тенденция чувствуется и у молодежи, получившей образование в Казахстане. Причина – изменение содержания образования. Возьмите учебники по истории Казахстана. Сколько там места занимает Великая Отечественная война? Сколько там места занимает вообще советская история и как она освещается? Это большой вопрос.
Мы совершенно забыли об освоении целины. А ведь столицы Казахстана не было бы, если бы не было целины. Вся инфраструктура города построена благодаря этому. И сегодня жители столицы чувствуют это на себе. Нехватка воды в столице происходит из-за того, что за эти 30 лет никто не удосужился сделать нормальную инфраструктуру, достойную столицы. Пользуются старой советской инфраструктурой, которая была рассчитана на население в 270 тыс. человек. А сегодня население столицы составляет 1 млн 200 тыс. человек.
Это второй фактор, а третий фактор – интернет. Молодежь сидит в интернете, а его контент создается в основном за границей. Именно это влияет и формирует мировоззрение молодежи. Современный молодой человек сидит в «информационном пузыре». Он окружает себя той информацией, которая модна, престижна, а все остальное отметается. Как правило, этот «информационный пузырь» является неолиберальным, поэтому и ЛГБТ кажется им нормальным.
Еще совсем недавно я почему-то был уверен, что в Казахстане все эти процессы, связанные с новой гендерной идентичностью, будут более медленно идти. Но нет, ничего подобного. Сегодня я наблюдаю, как это все сильно меняется. Ребята, которые еще вчера достаточно скептически, даже негативно реагировали на все это, уже подстроились и стали достаточно толерантны. Пройдет еще годик-два и они уже будут готовы поменять пол ради карьеры. Потому что ЛГБТ – это не просто так. Это определенный клан, который идет в политику и создает там свое лобби, проталкивая эти идеи.
Достаточно сказать, что в Казахстане с этого года преподается дисциплина под названием «Глобальные компетенции». Мыслящий политолог прекрасно понимает, что подразумевается под этим термином. Чиновники от образования взяли и воткнули туда все, что возможно, думая, что там многое затеряется. Но мысль же будет капать в голову нашим детям.
– Власти Казахстана планируют до 2026 г. открыть в стране филиалы Heriot-Watt University (Великобритания), Страсбургского университета (Франция), Берлинского технического университета (ФРГ), Университета Калгари (Канада), а также вузов из Южной Кореи, Нидерландов и США. Как Вы думаете, в перспективе это приведет к росту числа прозападных лоббистов в республике?
– Задача стоит одна – оторвать Казахстан от России, как и все остальные страны СНГ. Очень четко поставлена задача. Запад боится нового объединения тех народов, которые исторически жили вместе. У них очень много общего, и поэтому в нем даже не стоит сомневаться. А такая политика – многовекторная, и отсюда много неопределенностей.
– Какая молодежь Казахстана является самой «заряженной» для участия в каких-то политических акциях?
– Скажем честно – те, кто закончил западные вузы, не выйдут на баррикады. Они будут управлять этим процессом. И процесс пойдет по модели господина Шарпа. Сомневаться даже не стоит.
Эта модель не удалась в январе, но западные спонсоры особо нового не изобретают и идут по старому проверенному пути. Поэтому будем ждать следующих мероприятий в этом направлении. По этой причине я считаю, что самый низкий социальный слой будет наиболее активным участником всех протестных акций в Казахстане. Тем более, в условиях, когда не сформировался средний класс.
– 85 лет назад, в марте 1938 г., советская власть сделала русский язык обязательным предметом в школах по всей стране. С тех пор позиции русского языка менялись. Сегодня он перестал быть государственным во многих постсоветских республиках, а сфера применения сократилась. Каково положение русского языка в Казахстане, его перспективы?
– Да, действительно, языковая ситуация в стране меняется. Но я смотрю достаточно оптимистически на положение русского языка в ближайшие годы. Сфера его применения в Казахстане достаточно широка. Количество людей, для которых русский язык является хоть и не родным, но они на нем мыслят, – примерно 40-50%. Поэтому власть давным-давно все бы уже сделала, как это сделали в Азербайджане, Узбекистане и так далее. Но она не может это сделать. Зайдите в казахстанской школе в классы обучения на русском языке. Иногда в этих классах нет ни одного русского, только казахи. Многие родители по-прежнему отдают детей именно на русское обучение, поскольку уровень и качество образования там значительно выше.
Но тенденция вытеснения русского языка, конечно, имеет место, особенно на бытовом уровне. Пока есть еще возможность, чтобы русский язык не ушел, и у меня предчувствие, что русский язык не уйдет. Я слежу за студентами. Они выходят на перемену и все говорят на русском языке, хотя обучение получают на казахском. Поэтому есть понимание, что русский язык по-прежнему является не только языком межнационального общения, но еще и окном в мир, поскольку английским языком не все еще владеют. Эту тенденцию билингвизма у молодого поколения я могу только приветствовать. Считаю, что в этом ничего страшного нет.
Русский язык – сильный и пробьет себе дорогу сам. Не так давно один министр в парламенте делал отчет о своем ведомстве. На него «наехали» за то, что он говорил на русском языке. А он предложил им: давайте попробуем мой доклад перевести на казахский язык. Попробуйте сказать это на казахском языке, все эти термины. Поэтому мы более-менее с языком определились. Не будем пессимистами в отношении русского языка.