Давно существующий в казахском социуме водораздел между «нагыз» и «шала» с началом войны в Украине стал претерпевать некоторые изменения. При этом следует понимать, что изначально именно нагыз-казахи считают себя привилегированным слоем, поскольку, с их точки зрения, именно они являются единственными истинными радетелями за интересы нации. Они присвоили себе некую «чистоту», некую исключительность, возомнив себя чуть ли не «истинными арийцами». А в сегодняшней непростой ситуации все эти тренды, судя по всему, только усилились.
Когда какой-то прибывший из России человек написал в социальных сетях, что ему предлагают работу с месячным окладом в 600 тысяч тенге, и спросил совета у местных, стоит ли ему соглашаться на такие условия, тут же начался настоящий ор, и тон в нем задавали именно «нагызы». Они считают, что вправе рассуждать о том, имеет ли право этот релокант (читай, орыс) получать такую зарплату. Хотя, по большому счету, это никого, кроме работодателя и нанимаемого им человека, волновать не должно. Но нет, «нагызы» уверены, что такие вопросы должны решать они и только они.
В этом смысле в казахском социуме существует очень агрессивное сообщество. Быть может, даже составляющее большинство. Судя по всему, на фоне войны в Украине данный тренд будет усиливаться, отчего становится грустно.
Как ни странно, но наши власти в этой ситуации пытаются делать какие-то очень даже цивилизованные вещи. Например, та же идея Касым-Жомарта Токаева относительно создания центра русского языка значительной частью казахов не была правильно понята, хотя на самом деле это очень даже рациональная задумка. Наш президент, в отличие от многих, понимает значение русского языка для казахстанского общества. И эта инициатива направлена на то, чтобы отделить (если угодно, оторвать) русский язык от сегодняшней России, лишив ее реваншистские круги повода для любой гипотетической агрессии против нас. Условно говоря, это курс на развитие «великого и могучего» без химеры так называемого «русского мира», попытка лишить последний монопольного обладания правами на русский язык.
Носители же философии «нагыз-казахизма» своими выпадами против соотечественников демонстрируют внешнему миру отсутствие зрелости и дальновидности, роняя тем самым имидж и нации, и государства, имя которому Казахстан.
Какая тенденция – разделение или консолидация – возобладает в казахском обществе, зависит и от «нагызов», и от «шала». То есть наша судьба в наших собственных руках. Все разночтения и разногласия носят сугубо внутренний характер, а внешний фактор – лишь как движок, который эти внутренние процессы направит либо в позитивное русло, либо во что-то не очень перспективное для будущего нашей государственности.
Мы решили поговорить по этому поводу с казахстанским журналистом Джанибеком Сулеевым, который неоднократно принимал участие в обсуждении данной темы на страницах нашего издания.
— Мы с вами не раз затрагивали тему деления казахского социума на «нагыз» и «шала». С вашей точки зрения, какова ситуация сейчас?
— Прежде чем дать какой-то более или менее конкретный ответ на ваш вопрос, позволю себе немного порассуждать. Поскольку основным условным водоразделом, если можно так выразиться, между «нагыз» и «шала» считается собственно казахский язык, являющийся государственным на территории РК, начнем с этого.
Если ориентироваться на социальные сети, на казахскоязычные паблики, то очень заметно, что одной из сквозных тем является мощный императив казахоговорения. Он стал центральным месседжем, который исходит от имени титульной нации и творится, резонирует через социальные сети и видео-хостинг Youtube. Конечная цель — чтобы настал, наконец, такой момент, после которого начнется эпоха, когда все казахи, а следом и все население Казахстана должны заговорить на казахском языке. Казахи — везде, и дома и на работе, а неказахи — как минимум, в общественных местах.
Как мне кажется, именно в этом году на фоне посткантаровского бытия, бурных внешнеполитических событий мирового масштаба (первое место в информационной повестке – это воющие Украина и Россия) такие призывы достигли пика. Они звучат куда чаще и громче, чем в другие годы. Вопрос только один – он сохранит свою масштабность и определенную остроту или все же пойдет на убыль? Пока более реальным выглядит первое предположение. А тот факт, что в страну заехала едва ли не сотня тысяч релокантов из России, поневоле стал дополнительным катализатором требований изъясняться на казахском.
Вместе с тем, такое требование-мнение во многом стало, как это ни парадоксально, точкой для сближения «нагызов» и «шала». А еще точнее, для сотрудничества между «теми» и «этими» в виртуальном внутриказахском мире. На казахском языке в «Фейсбуке» звучит лозунг: «казакша сойле». И, что характерно, масса казахов на прекрасном русском языке продвигает то же самое требование — «говорите по-казахски», «мы все должны говорить по-казахски». При этом среди них есть такие перcоны, которые сами на казахском говорить не умеют в принципе.
Но как бы то ни было, «объединенные» силы «нагыз» и «шала» постоянно педалируют мысль-вывод: а почему русские никак не заговорят на государственном языке? Что им мешает? Мы же, казахи, изучили «великий и могучий». Понятно, что претензия со всех сторон именно к русским – потому как, если говорить объективно, кроме них, остальные могут так или иначе изъясняться на казахском. Это чеченцы, азербайджанцы, турки, уйгуры, курды и т.д. И обратите внимании: все — не славяне.
Особняком стоят немцы. Еще в советские времена среди них был очень высокий процент знающих казахский язык в полноценном разговорном формате. И такой феномен, как Герольд Бельгер, который делал прямые литературные переводы с казахского на русский (при этом блестяще владея родным для себя немецким) был единственным в своем роде в Казахстане. Русские и в целом славяне, а также прибалты, поляки и другие так и не родили личность такого уровня.
Почему так? Причин, наверное, много, но я бы выделил одну: потому что русский язык по сию пору занимает если не главенствующее положение, то уж, как минимум, равное с казахским. Все так или иначе это осознают и чувствуют. Хотя, конечно, некоторая часть молодежи не понимает этого, и ей странно наблюдать такую ситуацию. Поскольку даже в большом городе она теперь может спокойно коммуницировать на родном языке, и молодые задаются вопросом: а какие такие проблемы здесь могут быть? Ведь всё вокруг давно уже казахское, и только какие-то реликтоиды вроде родившихся и поживших в СССР, и особенно русские, не могут его освоить. Ну да, а что с них взять, они же поголовно тупицы, а самое малое – просто антиказахи. Но так думающие молодые, повзрослев, тоже кое-что поймут. Петр Своик как-то съехидничал: даже если русские одномоментно исчезнут из Казахстана, русский язык останется. И никакой волшебный английский язык в одночасье его не заменит. А ведь на самом деле так оно и есть!
— И что из всего этого следует?
— Вырисовывается парадокс: доля русских в составе казахстанского населения падает, и даже прибытие релокантов не изменило устоявшихся показателей, однако, тем не менее, русский язык – возможно, уже не на улице, но в каких-то важных для функционирования государства сферах – объективно необходим.
Резюмируем: пик требования, чтобы все граждане страны говорили по-казахски, кажется, достиг своего апогея. По логике, дальше должен быть спад. Ведь практически все в подлунном мире циклично, не так ли? И некое подобие сужения водораздела между «нагыз» и «шала» в части использования госязыка тоже может произойти. А почему? Да потому, что Интернет, социальные сети — это вещь крутая и всеобъемлющая. Но виртуальный мир — он и есть виртуальный. И хотя все дружно требуют казахоговорения, доля пользующихся интернетом на русском языке невообразимо велика. И явно уменьшаться эта страта не будет. Более того, социальные сети на русском по валу, объемам перебьют казахскоязычный сегмент, если даже казахов станет (Иншалла!) 20-25 миллионов.
Между прочим, численность узбеков на сегодняшний день даже выше. А они при этом для развития своего высшего образования завезли целый штат специалистов русской филологии и специальных технических дисциплин. Да, там в быту всё и везде по-узбекски, но, по крайней мере, на этом этапе они пришли к пониманию востребованности русского языка. И, да, латиница что-то у них стала пробуксовывать… А ведь узбеки, давайте честно признаем, — это очень государственная во всех отношениях нация, претендующая как государство на региональное лидерство.
Ну, да ладно. Лучше давайте представим себе ситуацию, когда парень из казахского аула, попав в город и став плохо понимающим и неважно говорящим на русском языке таксистом, упускает в конкурентной борьбе клиента-релоканта. То есть, понятно же, в десяти случаях из десяти он не будет ему парить мозги: «казакша сойле!». Вот и вся правда жизни.
А теперь вернемся непосредственно к поставленному вопросу и закольцуем затянувшуюся преамбулу. Государство наше есть факт, оно развивается, но что будет твориться внутри нации, между «нагызами» и «шала»? Наблюдаемое сегодня единение между ними на платформе «қазақша сөйлесін бәрі де» очень зыбкое и неперспективное.
— То есть, это так называемый ситуативный союз…
— Можно не сомневаться: будет спад. Поскольку то, что не было сделано за 30 лет, тем более неосуществимо в антирелокантском порыве, счет которому полгода. Проблема не в релокантах, проблема в самом языке и в его коренных проблемах как явления общественно-политического свойства.
Пришло время понять: необходима революция в развитии казахского языка, что позволит сделать его настоящим государственным языком, а не придатком к Конституции. В моем понимании, казахоговорение по всему пространству Казахстана будет. Может, за исключением пары областей, которые находятся на северах. Причем этот процесс идет и шел бы и без воззваний в социальных сетях. Однако пора бы признать и другое: это говорение не на русском языке не есть факт того, что государственный язык стал наконец-то настоящим государственным, как, допустим, турецкий в Турции, азербайджанский в Азербайджане или чешский в Чехии. Кстати, эта восточноевропейская нация в свое время чуть не лишилась своего родного славянского языка – для неё немецкий был тем же, что для казахов русский.
— И с чего бы следовало начать?
— Полагаю, с чистки казахской филологии, причем чистки в самом прямом смысле слова: скажите, сколько выделили на это дело средств и сколько освоили? Чего достигли? Что творится с культурой – в том смысле, когда появится что-то эдакое на казахском языке, которое бросятся переводить хотя бы на русский язык? Причем совершенно бескорыстно, из большого интереса и, о Аллах, надобности к чему-то в плане политической целесообразности! Как бы потом эта вспышка якобы единения между «нагыз» и «шала», пусть даже на уровне интернет-трибунов, не погасла…
Уже давно очевидно, что казахское социокультурное пространство так или иначе, но проигрывает внешним факторам. Имеется в виду чисто культурологический формат, когда наши дети играют в заморского человека-паука (өрмекші-адама?), а не в героев фильма «Мын бала жау журек» или «Томирис». И эта тенденция нисколько не слабеет. Следовательно, снова получается народ в народе? Получается, «шала» никогда не исчезнут? И при этом перспектива с «нагызами»-то тогда еще сложнее!
Если говорить более обобщенно, то урбанизация и стремление к демократии, а значит, к «вестерниазции» — это подпитка для «шала», а не для «нагызов»? То есть «водное перемирие» на почве совершенно обессмысленного «казакша сойле» не то что бы исчезнет, но может сойти на нет при прибытии в города «нагызов» и в результате объективных процессов социализации в городских условиях новой генерации» «шала» уже из детей тех же «нагыз»-казахов. В итоге не станет ли это вечным колесом казахской Сансары?
Если сделать экскурс в недалекое советское прошлое, то можно вспомнить, что «центровская» молодежь любого областного центра, где в начальниках равно ходили и казахи, и русские, составляла несущественную часть. И в то же время на уровне городского пролетариата казахи однозначно уступали (и по численности, и тем более по удельному весу) неказахам, поскольку являлись преимущественно первопроходцами в городской и особенно в индустриальной субкультуре.
Теперь же ситуация совершенно иная. Но, тем не менее, город «вестернизируется», и уже не надо никаких русских, чтобы порождать новые волны «шала-казахов». Казахское кочевье как казахский «космос» становится все и дальше и дальше от казахов, оседающих посреди многоэтажек и влияния на уровне материальной культуры того же Запада. Тут еще предстоит разобраться, что тлетворнее — русификация или англофикация? Разумеется, все выберут второе. И что мы получим в итоге — воплощение псевдоидеи Назарбаева? Помните его, мягко говоря, безжизненный тезис о трехъязычии? А английский язык, несмотря на кажущуюся доступность и гаджетизированность, отнюдь не легче русского.
— Война между Россией и Украиной как-то отразилась на качественных составляющих этого водораздела?
— Водораздел как бы сузился. Всплеск патриотизма, и не только диванного, произошел. Но опять же если судить по соцсетям. Хотя соцсети – это все-таки не весь Казахстан и далеко не только Казахстан, если учесть, как можно воздействовать на психику и даже убеждения человека через Интернет. Но, учитывая то, как эта «нейросеть» растет, какие идеологические «хаммерсы» и «тополи» не придумываются в виртуальном мире, чтобы рулить настроениями просвещенной публики, могу сказать, что феномен «шала» как явление культурологического порядка будет разрастаться. Сомнений в этом быть не должно.
— Есть ощущение, что с наплывом вынужденных мигрантов из России уровень неприятия нагыз-казахов по отношению к шала-казахам ощутимо возрос, и теперь они зачастую используют еще более уничижительное слово «орыскул». Что вы думаете по поводу такой постановки вопроса?
— Я воспринимаюэтоабсолютно спокойно. Более того, мне даже забавно. Как мне кажется, «нагызказачество» будет «расказачено», причем даже мы, которым под 60 и за 60, увидим этот процесс, не успев впасть в деменцию.
Условно говоря, «нагызы» — это как бы патриоты, а «шала» — как бы не совсем патриоты. Идеал – это все-таки «шала» и одновременно патриоты. Может, это и химера, но не могу представить нашу нацию, наше государство сплошь и рядом из «нагызов». Потому что это в итоге – «афганизация» и трансформация городов в некое подобие их Кабула. Или как боливийцы, у которых есть испанский язык, и есть язык индейцев – кечуа.
— А можно пояснить?
— Как в свое время указывал известный казахстанский публицистАхас Тажутов — блестящий билингв, прекрасно владеющий английским и французским языками, – в Боливии представителей коренного населения из числа тех, кто стал «городским», кто как бы оторвался от корней – называют «чоло». По-казахски «шала».
Однако прочь аналогии, просто впереди всех нас ждут некие штормы. От природных до социально-экономических. И там уже будет не до «казакша сойле», хотя и это тоже по-своему важно. Потому что придется не только этим и не столько этим доказывать свою состоятельность на мировой арене. Кстати, проблему окончательного превращения из де-юре в де-факто государственного языка, опять же без «шала», даже впавшие в кому «нагызы» не смогут решить. По одной простой причине — «шала» с каждым годом меньше не будет.
Автор статьи: Мади Алимов